17.04.2013 в 17:50
Пишет С.М.Е.Х.:Как плотно в нас сидит утилитарное понимание искусства. Говорят, в российской империи с последующим советским и постсоветским дискурсами бытовал "литературоцентризм", а поскольку главным вопросом литературы было "что делать?", а точнее "что делать с социальным кошмаром?", то и остальные искусства подтягивались следом. Народники из Передвижников бомбили бытовыми и социсофскими сценами, а со временем даже музыканты стали "обличать пошлость" - и всё это in the spot of social culture считалось самым соком, высшим предназначением искусства. "Призывать и обличать" - вот что нам толковали в школе по инерции указанного дискурса. И вот мы вроде бы уже знаем, что утилитарность искусства обедняет и опошляет его, превращает в ещё одну форму политики, но упорно мыслим категориями забивания гвоздей относительно искусства. А на самом-то деле, разве художнику хочется забивать гвозди? И должно ли хотеться? Художник просто одержим мировидением и мировидение, собственно, передаёт образно. Возьмите мастеров Ренессанса и барокко - все как один твердят "честно и правдиво передавать Природу". Если с высоты опыта, то "видение природы", т.е. - чувства. Как говорит Шпенглер "импрессионизм в высшем смысле". Какое дело Шишкину и Куинджи до забивания гвоздей, когда вокруг царит такая мощь Природы, коей единственно стоит молиться и поклоняться? Лярт был пур лярт аж до начала индустриальной эпохи, когда приматом ценности вещи стала её материальная полезность. Распоясавшаяся тяга к категоризации требовала "поставить искусство на место", ограничив его деокративными потребностями, не выясняя природу таких потребностей.
Для литературы разгребание социального дерьма вообще стало главной целью, над литературой воцарился "критический реализм". А когда он выродился (внимательное рассмотрение реальности привело к психозу, потому что реальность, в конце концов, всё равно ускользала) в разномастные кунстштюки 60-х, филологический спот ничего иного не захотел видеть, объявив остальное "беллетристикой и несерьёзной литературой". Как и было предсказано, идеалы стали делом провинции, а в центре событий воцарился больной индивидуализм, требующий оригинальности, но находящий только раздутое эго отдельных артистов, подкреплённое материальными знаками. Наращивание понтов - главная цель СИ, вторая по важности - денежный оборот. Красть картины ради денег - не обращая внимания на красоту, а то и вовсе презирая написанное на холсте - это, знаете ли, образчик века. Но если СИ по форме вроде бы отошло от открытой утилитарности, то от литературности - нет. СИ обречено на необходимость в обширных текстовых пояснениях (не путать с аналитикой, а то на меня тут уже наезжали за разлогое описание впечатлений, мол-де, многабукаф), которые и получаются-то много лучше источников своих тем. Что у нас, что на Западе - одно и то же: либо совсем не понимают, что делают, либо пользуются слишком индивидуализированным языком, диалектом диалектов.
Но чёрт с ним, с СИ, для особо снобствующей интеллектуальной элиты, к коей и меня кто-то может причислить, а также бездумных последователей "высоких идеалов" прошлого - главным остаётся всё равно утилитарность искусства, и именно утилитарность, направленность на цель (подмененую словом "смысл"), остаётся главной альтернативой якобы "бессмысленному" СИ. Наверное, в этом и заключается форма цивилизации как отмершей культурной чувственности: вместо самого по себе "пространства", которое Шпенглер приписывает ощущениям фаустовской, европейской души, остаётся только векторность, направленность не на движение само по себе, а на один его конечный пункт - цель. К цели мы прибиваемся, как к стене в приступе агорафобии, нам невыносима мысль о "бессмысленности" (а вернее "бесцельности") жизни, без спасительной стены (бога, коммунизма, вечного райха, утопии, нирваны...) остаётся только безжалостная Пустота. Красота больше не существует в наших головах сама по себе (не путать с "вещью в себе", это просто вербальная необходимость для понятийного описания, которая мало отражает бытие красоты как таковое), она требует цели, пояснения, обоснования. А всё из-за того, что приходится бежать к следующему чек-поинту, но не потому, что бег приносит радость, а потому что он, простите, неизбежен, хотя сухим остатком движения в душе остаются лишь стенки целей. Перепутали кайф от бега с бегом ради кайфа. Желание быть счастливым на бегу порождает страшные неврозы, а то и психозы. Пытаемся маску улыбки перенести на лицо, а получаем в итоге лишь прирощенную маску. Уже больно улыбаться - а снять не могём.
Я не знаю, как из всего этого эффективно выпутаться, да и навряд ли есть общий рецепт, но в последнее время мне помогает внимательность к музыке бекграунда. То, что мы считаем не более чем фоном (декорацией!), оказывается очень важным действующим лицом. Природа и место жизни оказываются отражением того, какими мы есть на самом деле, и вслушиваясь во внешнее, можно понять внутреннее, разобраться в чувствах, наладить хоть какую гармонию. Искусство не ограничивается рамками утилитаризма, оно суть отражение гораздо более важных вещей в нас. Пережить время хаоса можно только с вниманием к себе, а потом из хаоса появится новая культура.
URL записиДля литературы разгребание социального дерьма вообще стало главной целью, над литературой воцарился "критический реализм". А когда он выродился (внимательное рассмотрение реальности привело к психозу, потому что реальность, в конце концов, всё равно ускользала) в разномастные кунстштюки 60-х, филологический спот ничего иного не захотел видеть, объявив остальное "беллетристикой и несерьёзной литературой". Как и было предсказано, идеалы стали делом провинции, а в центре событий воцарился больной индивидуализм, требующий оригинальности, но находящий только раздутое эго отдельных артистов, подкреплённое материальными знаками. Наращивание понтов - главная цель СИ, вторая по важности - денежный оборот. Красть картины ради денег - не обращая внимания на красоту, а то и вовсе презирая написанное на холсте - это, знаете ли, образчик века. Но если СИ по форме вроде бы отошло от открытой утилитарности, то от литературности - нет. СИ обречено на необходимость в обширных текстовых пояснениях (не путать с аналитикой, а то на меня тут уже наезжали за разлогое описание впечатлений, мол-де, многабукаф), которые и получаются-то много лучше источников своих тем. Что у нас, что на Западе - одно и то же: либо совсем не понимают, что делают, либо пользуются слишком индивидуализированным языком, диалектом диалектов.
Но чёрт с ним, с СИ, для особо снобствующей интеллектуальной элиты, к коей и меня кто-то может причислить, а также бездумных последователей "высоких идеалов" прошлого - главным остаётся всё равно утилитарность искусства, и именно утилитарность, направленность на цель (подмененую словом "смысл"), остаётся главной альтернативой якобы "бессмысленному" СИ. Наверное, в этом и заключается форма цивилизации как отмершей культурной чувственности: вместо самого по себе "пространства", которое Шпенглер приписывает ощущениям фаустовской, европейской души, остаётся только векторность, направленность не на движение само по себе, а на один его конечный пункт - цель. К цели мы прибиваемся, как к стене в приступе агорафобии, нам невыносима мысль о "бессмысленности" (а вернее "бесцельности") жизни, без спасительной стены (бога, коммунизма, вечного райха, утопии, нирваны...) остаётся только безжалостная Пустота. Красота больше не существует в наших головах сама по себе (не путать с "вещью в себе", это просто вербальная необходимость для понятийного описания, которая мало отражает бытие красоты как таковое), она требует цели, пояснения, обоснования. А всё из-за того, что приходится бежать к следующему чек-поинту, но не потому, что бег приносит радость, а потому что он, простите, неизбежен, хотя сухим остатком движения в душе остаются лишь стенки целей. Перепутали кайф от бега с бегом ради кайфа. Желание быть счастливым на бегу порождает страшные неврозы, а то и психозы. Пытаемся маску улыбки перенести на лицо, а получаем в итоге лишь прирощенную маску. Уже больно улыбаться - а снять не могём.
Я не знаю, как из всего этого эффективно выпутаться, да и навряд ли есть общий рецепт, но в последнее время мне помогает внимательность к музыке бекграунда. То, что мы считаем не более чем фоном (декорацией!), оказывается очень важным действующим лицом. Природа и место жизни оказываются отражением того, какими мы есть на самом деле, и вслушиваясь во внешнее, можно понять внутреннее, разобраться в чувствах, наладить хоть какую гармонию. Искусство не ограничивается рамками утилитаризма, оно суть отражение гораздо более важных вещей в нас. Пережить время хаоса можно только с вниманием к себе, а потом из хаоса появится новая культура.