17.08.2011 в 00:26
Пишет janefiriel:Франчабиджо "Портрет молодого человека", I пол. XVI века

Таким представляла себе Этель Лилиан Войнич своего Артура. По легенде, увидев этот портрет в Лувре, она без памяти влюбилась в изображённого и до конца своих дней не раставалась с копией картины.
А одна моя знакомая назвала своего сына Артуром, так как, по ее словам, в молодости была больна "Оводом".
upd. спасибо [L]Mademoiselle Marie[/L] за стихотворение:
Н. Гумилев
Его глаза — подземные озёра,
Покинутые царские чертоги.
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.
Его уста — пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом.
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.
И руки — бледный мрамор полнолуний,
В них ужасы неснятого проклятья,
Они ласкали девушек-колдуний
И ведали кровавые распятья.
Ему в веках достался странный жребий —
Служить мечтой убийцы и поэта,
Быть может, как родился он — на небе
Кровавая растаяла комета.
В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названья.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.
Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи.
Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать… плакать больше он не может.
URL записи
Таким представляла себе Этель Лилиан Войнич своего Артура. По легенде, увидев этот портрет в Лувре, она без памяти влюбилась в изображённого и до конца своих дней не раставалась с копией картины.
А одна моя знакомая назвала своего сына Артуром, так как, по ее словам, в молодости была больна "Оводом".
upd. спасибо [L]Mademoiselle Marie[/L] за стихотворение:
Н. Гумилев
Его глаза — подземные озёра,
Покинутые царские чертоги.
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.
Его уста — пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом.
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.
И руки — бледный мрамор полнолуний,
В них ужасы неснятого проклятья,
Они ласкали девушек-колдуний
И ведали кровавые распятья.
Ему в веках достался странный жребий —
Служить мечтой убийцы и поэта,
Быть может, как родился он — на небе
Кровавая растаяла комета.
В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названья.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.
Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи.
Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать… плакать больше он не может.