[neukuhren]

04.09.2011 в 01:23

Пишет  клавиатурная мышь:

В диалектике трезвости и пьянства высшая ступень - похмелье: отрицание отрицания. Вникнем в стадии этой диалектики, неумолимо ведущей от гордыни к кротости. Выпивка - это способ сбить спесь с трезвого, который крепко стоит на ногах, говорит внятно и мерно, живет так, будто он телом и душой своей вполне владеет. А ну-ка, выпей, дружок, и увидишь, что не так уж все тебе покорно, напрасно ты кичился своими привилегиями в этом мире: землю попирать, смыслом владеть. Сходит гордыня трезвости. Но остается еще в запасе гордыня пьяности. Теперь дружку море по колено, и уста его горят от собственного остроумия, взгляд горит от собственной обольстительности, и опять весь мир стелется перед ним, на сей раз волнистой дорожкой. Теперь он чувствует себя легко и уверенно именно оттого, что собой не владеет.
После чего начинается протрезвленье, и, «с отвращением читая жизнь мою...» Какие уж там остроты и взгляды - пьяная икота и перемаргиванье с окосевшей девицей! Опьяненье сбило спесь с трезвого, а протрезвленье сбивает спесь с пьяного, и теперь, сквозь муки стыда, открывается третья стадия великого синтеза - похмелье. Горькое и мудрое. Скучное и просветляющее. В похмелье человек только и делает, что вздыхает. Освежает себя воздухом, не оскверняя воздух собою. «...Я вздохнул, вздохнул так глубоко, что чуть не вывихнул все, что имею».
Такова эта хитрая диалектика. Веня сбивает и с себя, и с окружающих сначала трезвую спесь, потом пьяную спесь. Он сбивает обе спеси, трезвую и пьяную, добираясь наконец до похмелья как состояния предельной кротости. Потому что похмеляющийся брезглив к себе и оттого все прощает ближнему. Похмеляющийся никого не обидит, наоборот, его, как ребенка, всякий обидит. Он настолько расслаблен, что в нем даже появляется нечто девичье - щекотливость и нервная чувствительность к малейшим прикосновениям. Вот, например, Веня - ужасный недотрога, он больше всего боится щекотки. «У меня очень много щиколоток и подмышек. Они у меня повсюду. Честный человек должен иметь много щиколоток и подмышек и бояться щекотки».

Михаил Эпштейн. После карнавала, или вечный Веничка